Вопросы папе (50 лет)
– Расскажи о наиболее значимых изменениях в стране того периода.
– В стране была бешеная инфляция, а труд – очень низкооплачиваемым. Да и оплачивалось все в основном бартером. Вместо денег получали яйца, курицу, холодильник. По полгода ждали свою мизерную зарплату. Сегодня люди «дружат» с деньгами, а в то время дружили с людьми. Только «через связи», например, с помощью продавцов на местном рынке, можно было достать колбасу. Если кто-то что-то и доставал, то только по блату.
– Какие позитивные аспекты жизни в 90-х можно выделить?
– В 90-х мы почувствовали свободу от цензуры. Говори, что хочешь. Уже ушла эпоха. Тогда же появилось хобби не ходить на работу, а вместо этого смотреть бразильские сериалы. В каждом доме смотрели «Санту-Барбару», «Богатые тоже плачут». 90-е – это время открытий. Появились Юпи, маргарин Рама, Ножки Буша – окорочка огромного размера. Узнал советский народ и о гипсокартоне. Все казалось новым, удивительным, ведь до этого почти сто лет были отщепенцами. Вот и сейчас, со стремительной скоростью катимся обратно в Советский Союз.
Фото: семейный архив
Два ящика персиков
Что я помню из 98-го? Мне девять, мама беременна сестрой — она родится в августе, в самый разгар жары и кризиса. Папа бесконечно работает на заводе или на стройке. Какое-то время мы жили на даче, там был буквально колхоз имени бабушки — она с дедом, папина сестра с мужем и ее две дочки, ну и мы втроем.
Всё было «общее», включая одежду, — я могла обнаружить трусы от купальника на сестре и возмущаться было нельзя. Продукты покупали в складчину, но дядя не упускал шанса пробурчать в усы, что я беру третий кусок сыра, а он уже очень дорогой. При этом мы с родителями не ели мяса — вегетарианство было скорее вынужденной мерой, а огород был засажен овощами, на них и выживали. Ближе к маминым родам вернулись в квартиру.
Во время учебы, если в дневнике не было троек, мне выдавалась «зарплата» — пять рублей. Троек у меня не было, деньги копила. Я покупала гелевые цветные ручки, чтобы рисовать косички на полях, а когда доллар взлетел, долго сетовала, что могла просить родителей выдавать по доллару.
Еще копила на тамагочи. По пути от школы к остановке был ларек, который манил косметикой Ruby Rose — лаки были выставлены на витрину по порядку радуги, помады запотели и выцвели, всевозможные палетки хотелось купить все разом. На другой витрине были тамагочи разных цветов и форм, когда я сделала выбор. До цели оставалось 45 рублей, но не тут-то было. Появилась новость, что школьники покончили с собой из-за умершего питомца, и родители, посовещавшись, запретили мне покупать игру.
У меня был налажен способ заработка — я собирала и сдавала бутылки, плела и продавала бабушкам во дворе брошки и фенечки из бисера — проволоку папа с завода приносил регулярно катушками. Пару раз находила деньги — 50 рублей и 500. Отдала родителям. Помню, что на 50 купили кофейный напиток с цикорием «Мельница», пачку сливочного масла и овсяное печенье «Зенит» палочками.
Совсем ярко помню два момента — созрела ежевика за забором на территории комбината хлебопродуктов, и я набрала полный подол, принесла домой и заставила маму съесть всё до конца. За пятна, что так и не отстирались, меня никто не ругал. И второе — во двор приезжала «газелька» с битыми фруктами с рынка. Я выгребла копилку и купила два ящика персиков и притащила их домой (третий этаж без лифта). Жуткая жара, мы сидим в мокрых футболках и едим персики, еще и варенья сварили.
Если анализировать — было очень тяжело. А если вспоминать ощущения — теплое лето, ласковый дождь, один велосипед и некондиционный теплый батон из ларька на проходной хлебозавода напополам с подругой, магнитофон и дискотека во дворе, наши спектакли и концерты для бабушек, как будто школа для мелких, часы с львенком и черепахой, читательский дневник в рассуждениях, за которые потом папу в школу вызывали, анекдоты про Вовочку на качелях, робкие влюбленности, футбол, резиночка, пуля-мина-бомба, в девять домой, душ и спать. Спокойное относительно детство благодаря дружному двору, где все всех знают.
Хочется снова такого чувства доверия к миру, как будто тебя все боги любят и ты это знаешь и чувствуешь.
Гуманитарная помощь
Как-то мать поручила мне и маленькому брату забрать «гуманитарную помощь от американцев» по каким-то талонам. Строго поручила, без возможности что-то там возражать. Ну мы поперлись туда, где ее выдавали. А там оказалось по шестнадцать килограммов на каждого!
Тридцать два килограмма риса, сахара, муки, банка арахисового масла… Брату нести это (у нас еще и сумок особо не было) было не под силу. Я, а мне, может, лет десять-двенадцать было, короткими перебежками по частям тащила всё от кучки к кучке, обессиленная, отчаявшаяся, зареванная и понимающая, что если что-то кто-то сейчас отберет, влетит мне нереально. И ведь донесла до дома! А потом получила за то, что «еду ставила на землю в грязь, паршивка».
Один огурец на всех
Я из семьи руководителей, но очень честных и идейных, интеллигенции, которая помыслить не могла воровать. Мы в 90-е жили относительно хорошо благодаря большой зарплате родителей, которую даже если давали раз в несколько месяцев, то всё равно это было больше, чем у тех, кто перебивался до этого от зарплаты до зарплаты.
У меня сохранилось много воспоминаний, как мама собирала друзей и родных по выходным, и я только сейчас понимаю, что это был для людей шанс нормально поесть. Мне помнится, как мы поехали в гости, и я там съела нарезанный огурец, и как же мне влетело! Я очень люблю огурцы и просто слопала его. Мама так меня ругала, что для людей это лакомство, что огурец был для всех, а я его съела. Было очень стыдно, я поняла, что меня кормят так, что я не понимаю, как плохо другим.
Еще была дача, хорошая, еще дедушка ею занимался, она тоже знатно кормила. Я тогда не понимала, чего родители так зациклились на этой даче, почему надо туда ездить каждую неделю! А потом уже, когда мама умерла в 98-м, папа рассказывал, как они шли на дачу, и она просто на дороге разревелась, что не знает, как жить без еды.
Вот из-за шмоток я вообще не переживала, но это потому, что у нас в семье все женщины умели превосходно шить. В 90-е распалось предприятие, где мама работала, и ее пригласили директором производства в местный Дом моды, так что нам перепадали куски тканей. Я тоже начала шить тогда, но вот с обувью был, конечно, финиш. Два года в одной паре туфель и двух парах сапог, которые папа по очереди клеил.
Налёт рекетиров
Валерия Александрова: в 1992 году в Кировограде один друг нашей семьи основал свой бизнес про продаже автозапчастей. Дела пошли очень хорошо, но вскоре ему стали угрожать. Он никогда не распространялся ни об этих людях, ни о их цели. Но мы догадывались, что он он сам ввязался во что-то незаконное, иначе его доход объяснить было нельзя.
Однажды рано утром дверь его частного дома вышибли пятеро неизвестных в масках. Они искали деньги. Но сразу информацию получить не удалось. Тогда они привязали к стульям супругов и стали их пытать. Сначала перерезали у них на глазах горло кошке. Потом избивали.
Хозяин все не желал говорить, и бандиты ужесточили меры. Они начали подносить руки жертв к открытому огню, тушить об их тела сигареты. Но, как нам позже рассказывали друзья, самое страшное ждало впереди. С каждого пальца их обожженных рук негодяи живьем вырывали ногти. Свои деньги они все-таки получили и скрылись.
Хозяин заявлять в милицию не стал. Жена его до сих пор периодически проходит лечение в психиатрической больнице.
Шопинг на «Динамо»
Самое классное время. Мама пошла учить компьютерной грамоте сотрудников новых коммерческих банков. Платили огромные деньги. Папа пошел играть на бирже, заработал полмиллиона долларов, потом просадил их в «МММ» примерно полностью. Я пошла работать в милицию. Там было весело и хорошая зарплата. С каждой получки мы с напарницей покупали журнал «VOICE» и обновки на рынке «Динамо» — они там были тогда немецкие и итальянские, потом уже появились китайские. Продавались электрические немецкие депиляторы, прокладки, японские магнитофоны и телевизоры. Летом ездили отдыхать на море на 45 дней, а не на неделю, как потом стало принято.
Нам не на что было похоронить бабушку
Анна Данилова, главный редактор «Правмира»:
Анна Данилова
— Самый тяжелый финансово год у меня не был связан с кризисом — денег всегда было так в обрез, что особо нечего терять. А в самые сложные годы мама с бабушкой все равно делали так, что я особенно не замечала сложностей жизни, и историй про то, как все сидели на одном хлебе, в общем-то, у меня нет.
Но был очень сложный период, когда я уже училась на 4-5 курсе, а работать меня вообще никуда не брали, потому что всем был нужен опыт работы. И я помню свое отчаяние, когда меня не взяли в очередное издательство корректором (а я была готова работать за любые деньги), потому что опыта нет. Филфак МГУ — это да, а вот опыта у вас нет.
Год спустя я устроилась на свою первую полноценную работу, и меня сразу взяли на совершенно нормальные условия: это была школа международных языков, владелец — француз, сказал, что я так хорошо говорю по-французски, что его не очень волнует опыт работы, а также то, что я не преподаватель французского (через две недели, правда, я упросила перевести меня на английский язык), и я благодарна ему до сих пор. Тогда казалось, что наконец-то мы вздохнем немного и можно будет перестать экономить на элементарной еде. Мы выдохнули, но рано.
Мама решила сделать дома небольшой, но очень нужный ремонт на те деньги, которые были отложены на форс-мажор. Мы довольно спокойно их взяли, потому что у бабушки в банке накопилась нормальная сумма, пенсию она не тратила уже много лет, мама привозила ей все нужное. Ремонт мы сделали летом, а в сентябре бабушка умерла. Она болела уже много лет, и все равно оказалось, что нельзя быть к этому готовым никогда. Это была первая близкая смерть в моем окружении, смерть человека, который меня растил с рождения…
Мама, убитая горем, отправилась в банк, снимать деньги на похороны. Ей уже почти все выдали (на нее была полностью оформлены доверенность и завещание), но в последнюю минуту сказала: «Закройте счет, пожалуйста, больше на него ничего не придет, мама умерла». Возникла пауза и… И оказалось, что никаких денег снять нельзя, и есть ли завещание и другие наследники или нет — ждать теперь нужно полгода. Это сейчас мы знаем об этом, а тогда почему-то не знали и очень верили, что так — правильно.
Я никогда, никогда не забуду тот звонок мамы. Когда она не могла связать двух слов, горько плакала, и пыталась рассказать мне, что произошло, а я не понимала, что страшнее — что нет денег на похороны или что мама так плачет, а я сейчас ничем не могу ей помочь, не могу обнять, не могу из кармана нужную сумму и сказать «мам, да все нормально», ничего не могла.
Тогда я узнала, что я не могу попросить денег у друзей. Мне очень надо, но им же тоже нужно, думала я. Тогда уже я была знакома с будущим мужем, но решила, что неприлично девушке просить денег у мужчины, к тому же проявляющему к ней интерес. Вам, наверное, это смешно читать, а для меня это было прямо нарушение какого-то табу. В общем, нет денег вообще, похороны близкого и родного человека и полное одиночество. Я взяла аванс на работе, немного помогли родственники и все стало нормально.
Как сильно обиделись на меня друзья, когда узнали об этой ситуации. Как неприятно им было, что я не попросила помочь. Как остро я поняла свою неправоту и как научилась потом — не всегда, но все же — принимать помощь с благодарностью. А голос в телефонной трубке: «Нам не на что похоронить», — я буду помнить все жизнь.
Откуда черпать силы
— На мой взгляд, нынешняя историческая ситуация связана с 1941-1943 годами. Это были самые тяжелые годы Великой Отечественной войны. Это были самые тяжелые годы Великой войны. Мы читали воспоминания Майи Плисецкой, в которых она рассказывает, как в крохотной квартирке сначала жили три семьи — 12 человек, потом въехала еще одна семья. Но она пишет: «Мы жили дружно!
А еще люди находили в себе силы собираться и петь, когда возвращались домой после изнурительных смен. Можете себе представить, какое это было единение!
Но в 1990-е годы люди стали отдаляться друг от друга, все были одиноки
И сегодня мы не должны повторить эту ошибку, сегодня важно не распасться! Сегодняшние трудные времена — это возможность объединиться. И очень печально, что сегодня людей просят не навещать своих пожилых родственников, но не добавляют: звоните им почаще! Сегодня никто не должен быть одинок
Единство — это наша сила в решении той ситуации, в которой мы оказались.
Анна Кирьянова, философ, писатель, психоаналитик
Бездомные у храма собрали для нас деньги
Елена Кучеренко, автор “Правмира”, мама пятерых детей:
Елена Кучеренко
— Самые тяжелые периоды в моей жизни пришлись на 2017 и 2018 годы.
В 2017 году совершенно неожиданно наша Маша родилась с синдромом Дауна. Кроме того, что это было тяжело морально, тогда казалось, что и финансово нам будет не просто. Я не сталкивалась с такими детьми, поэтому думала, что реабилитировать ее будет дорого, страшно и невозможно. Потом оказалось, что все не так, но первый шок — это было самое страшное.
В 2018 году, в сентябре, неожиданно заболел мой муж Вадим. Врачи не понимали, что с ним, думали на мононуклеоз, подозревали онкологию, но эти диагнозы не подтвердилась. Взяли лимфоузел на биопсию, сказали, что это лимфома. Позже более глубокое исследование ее не подтвердило, но какое-то время мы жили с мыслью, что муж болен лимфомой. Было тяжело, и опять же, финансово непросто. Он занимал денег на дорогой анализ, чтобы поскорее узнать диагноз. Нужно было как-то отдавать долги.
Параллельно со всем моя мама, которая была больна Альцгеймером, попала в больницу. Вадима только выписали, а у мамы случился приступ, похожий на инсульт. Ее увезли в больницу, там состояние резко ухудшилось, она не вставала, узнавала только меня, из внуков помнила одну Машу. Врачи не давали никаких положительных прогнозов. Вадим про себя тогда думал, что у него лимфома, у меня пятеро детей, младшая с синдромом Дауна, и вот мама с Альцгеймером, лежачая больная. В день, когда мне сказали, что ее надо забирать, мы готовили все дома и судорожно думали, где, как будем за ней ухаживать, потому что денег на круглосуточную сиделку у нас нет. А вечером мама умерла от внутрибольничной пневмонии.
Когда родилась Маша, когда заболел Вадим и когда маму хоронили, нам финансово очень помог наш храм и настоятель. Помогла поддержка людей, и финансовая, и моральная, и осознание, что Бог рядом. У меня есть твердое убеждение, что Господь ведет, Он поможет, Он знает то, что я не знаю. Естественно помогла семья. Так или иначе мы были вместе, Бог был рядом с нами, и люди вокруг не оставили.
Когда родилась Маша, когда болел Вадим и я разрывалась между домом и больницей, удивительным образом у меня дома были подруги, друзья, кто-то готовил, кто-то убирал, кто-то занимался детьми. Не было ни минуты возможности побыть одной. Сначала я злилась, а потом поняла, что это даже хорошо, что мне не дали углубиться в свои переживания. Я боюсь представить, как было бы, если бы нас не поддержали.
Я уверена, что человек один не может переживать большие беды. Говорят, что Господь креста не по силам не дает. Дает будь здоров, потому что Ему Самому крест был не по силам, Он под тяжестью креста упал и Ему помогли его донести на Голгофу. Точно так же и здесь: беда приходит не к одному человеку, а для всех, кто рядом, чтобы вместе они могли почувствовать себя христианами.
В то время я заново открыла для себя многих людей. Когда болел Вадим, даже бездомные около нашего храма собрали деньги. Это было очень трогательно
Они отдали для них достаточную сумму, но даже будь там сто рублей, это неважно, главное, что до них дошли слухи и они тоже захотели нас поддержать.
Как мы жили в 90е: трудные, святые, наши
Мне было 10 лет в 90 году. Пишу эту историю и чувствую прилив ностальгии по собственному детству. Я коллекционировал вкладыши, наклейки, находящиеся в жвачках. Я просто обожал играть в тамагочи. Это электронный домашний питомец. Этот зверек был почти у каждого ребёнка. Питомца нужно кормить, выгуливать, в общем, ухаживать.
У моей сестры была кукла Барби, считавшаяся идеалом женской красоты. Отдельным развлечением было шить для Барби одежду. Помню, как моя мама учила её этому, порой отдавая простыни, наволочки или даже свою самую любимую вещь, чтобы сшить из неё платье для куклы.
Была у меня многоцветная ручка. Это был безусловный тренд среди школьников девяностых годов. Желтый, красный, розовый, светло-зелёный, тёмно-зелёный, голубой, синий – писать всеми цветами радуги, хорошо влияет на память, и карандаши не нужны. Правда размер, как правило, бы немаленький, держать не удобно.
Помню, нашёл у сестры рукописную анкету. Она заменяла детям социальные сети. Их вели в основном девчонки, но заполнить давали и мальчишкам. Особой популярностью пользовались вопросы «Кто тебе нравится?», «Целовался ли ты?», «Твоя заветная мечта».
Подолгу заигрывался в «Марио», «Чипа и Дейла» или «Танки» на приставке Dendy. К ней прилагались два джойстика, отличавшиеся друг от друга двумя кнопками. На игру эти кнопки почти не влияли, нужны были для настроек и прочего. Но всё равно споры о том, кто будет играть «главным» джойстиком, переходили в споры.
Мне очень нравилось смотреть телеигру «Любовь с первого взгляда», мечтал побывать в этом шоу, когда вырасту. С увлечением смотрел за парнями и девушками, выбирающими себе нового знакомого. Сложившаяся пара могла выиграть путешествие в теплую страну.
Чтобы заработать немного денег, я собирал бутылки и сдавал их, торговал семечками и подрабатывал дворником.
Нельзя упустить рассказать о моде. Практически все носили спортивные костюмы. Без свитера с орнаментом я не обошёлся. У романтиков с дороги в почёте были кожанки. Девчонки одевались в прозрачные колготки или лосины, яркие футболки, делали высокие хвосты и заплетали косички.
К 95 году начали вливаться в моду малиновые пиджаки, остроносые ботинки, и конечно, золотая цепь.
А как я фанател от Сектора газа и Цоя. Девчонки сходили с ума по Ласковому маю, Тату, Мираж.
Были и фанаты исполнителей рок-групп, называемые рок-фанатами, они зачёсывали чёлки и рисовали чёрные круги вокруг глаз.
Хорошо это время иллюстрируют фильмы Брат и Брат 2. Багров — настоящий герой того времени.
Это время оставило множество историй. А вот ещё несколько…
Заявления в ЗАГС ради свадебных талонов
— Было интересно, я не боялся. У моих родителей была ферма, свиньи, куры, корова. Была еда. Когда они работали, то получали взамен зарплату, это могло быть что угодно: одежда, холодильник, косметика, импортные продукты. Работали, конечно, с утра до вечера.
Я ездила в областной центр учиться в институте, а раз в месяц ездила домой, чтобы купить продукты и другие необходимые вещи. На карманные деньги (50 рублей) я ходила на блошиный рынок и покупала модные джинсы, косметику или рубашки Chanel. Потом мы неделю жили на чае и сахаре. Но это было нормально для нас. Мы учились создавать дизайн и продавать.
— В 90-е годы жизнь в моей семье была трудной, у мамы было три работы, на которые я ее сопровождала. Когда мне было 14 лет, я устроилась в школу мыть полы, это была моя первая работа. С тех пор я работала все время между учебой. В доме продавалось все, что можно было продать, на что можно было купить еду: Золото, меха, одежду.
Наталья Рябинина, Астрахань:
— Я закончила 9 классов и поступила в медицинское училище по настоянию родителей (они оба были уже предпенсионного возраста и боялись, что я не успею освоить профессию до их выхода на пенсию). Стипендия составляла в 90-е годы 30 рублей, которые я все отдавал родителям. На день получала 50 копеек: 6 копеек на обратный билет, остальное на обед: пирожок и суп, компот или чай. Помню, однажды я сразу получил рубль, и мы с друзьями устроили пир в кафе.
В это же время я начал курить, чтобы поддержать компанию. Хорошие сигареты стоили дорого, поэтому мы покупали «Море», «Бонд» или «Родопи» по штуке в ларьках. Одна сигарета стоила 10 девчонок. Местные сторублевки, известные как «полости», были дешевыми, их можно было курить вдвоем: они долго светились и трещали, как сгоревшие веники. Одной полости хватало на 15-минутный перерыв.
До этого названия жизнь была проще. У нас была дача, которая нам помогала, и нам даже хватало на продажу. Зарплата у моих родителей была «слесарная» — 100-120 рублей. Мама также занималась подсобными работами, составляла сметы. Помню, что она работала всю ночь.
Я торговал на рынке в 90е вместе с тёщей
В тяжелые девяностые годы у нас неоднократно случались денежные затруднения – зарплата выплачивалась талонами и живых денег мы практически не видели. Тогда все занимались челночной торговлей, в частности и моя теща, которая на своей машине возила товар из большого города, чтобы продать его у нас подороже.
Торговать или работать: 90е давали однозначный ответ. Хорошо, что времена поменялись.
Эта процедура многократно окупалась и позволяла выживать в те трудные годы. Когда я пожаловался на нехватку денег, она дала мне не сумму, а товар. Я сам должен был его продать, чтобы заработать. Наверное, она хотела этим приучить меня к торговле, чтобы я бросил бесполезную работу и начал тоже возить и продавать товар.
Выданный мне тещей товар я стал продавать на небольшом рынке в центре города. Самое интересное, что расходился он влет, и я начал давать большие накрутки. Товар приносил до двухсот процентов прибыли, что меня крайне удивило. Такая накрутка казалась мне нереальной, но это было.
Когда я распродал весь товар, я вернул деньги, потраченные на покупку товара, теще я ничего не был должен и остался в барышах. Заработанные деньги, правда я не вложил в новый товар, а потратил. Когда, без денег я опять подошел к матери моей жены, та снова выдала мне товар, но с предупреждением, что делает это в последний раз и я должен буду на выручку не только транжирить, но и закупить новую партию товара.
Так, некоторое время я и торговал, возил товар на своем стареньком автомобиле, пока коммерсанты, уже тогда начинавшие свое восхождение по финансовой лестнице не начали возить подобный товар в город фурами. Тут мой бизнес снова прекратился. Деньги снова закончились, и я снова пошел к теще.
Та объяснила мне, что еще не все возят большими партиями. Стоит просто поехать на рынок в большой город и посмотреть, что там продают и чего нет у нас. Так мы и сделали – круговорот нашей торговли вновь завертелся.
Босоножки из туфель
Отец был военным, мама — швеей. И когда в 90-е отца выперли со службы, моя героическая мама за счет своего мастерства всех и вытащила. Нет, отец нашел потом работу, всё наладилось, но суп из кубика, вермишели-паутинки и трех пельменей на тарелку я помню до сих пор. Когда туфли становились малы, мама вырезала пятку и носок, обметывала края — получались босоножки. И ведь нас, детей, было трое. Мы с сестрой учились в музыкалке, а это и поездки, и инструменты.
И рецепты тех годов я помню — основой практически всех несладких блюд были кубики, с ними делали овсяные котлеты, рис типа плов, гречку. Помню, как дали участок в низине, почти болото, как мы радовались. Шпинат, щавель, крапива, салат — первые весенние овощи, мелкая картошка потом, смородина с куста. С вещами было получше, но исключительно потому, что мама перешивала всё из всего. Помню, купили нам с сестрой куртки, мне очень нравилась моя, а потом оказалось, что она размера на четыре больше, чем мне надо. Ничего, отходила.
Сурок, который спас город
В 90-е множество лишившихся работы ангарчан шило меховые шапки-формовки из меха монгольского сурка — тарбагана. Крашеный тарбаган похож на норку, но истирается в пять раз быстрее. Очень востребованы были солдатские и просто шерстяные и байковые одеяла — смазанные обойным клеем и натянутые на деревянную болванку, они создавали форму шапки и ее теплый слой, услуги покраски шкурок, подкладочная ткань, скорняжные швейные машинки. И множество людей летало по рынкам страны с баулами, полными шапок. В 2000-е в скверике на моей улице поставили памятник сурку, фактически спасшему от голода промышленный город.
Горячие пирожки!
Это было очень памятно. Родители были в Москве, то есть папа в Москве, мама то там, то с нами. С нами — со мной, бабушкой и дедушкой в Казахстане. Мы жили все в хрущевке двухкомнатной, на первом этаже, вечно вздувался пол. Но это ладно, денег не было: бабушка — педагог, дед — пенсионер, мама — искусствовед, папа — геолог без работы. Бабушка пекла пироги с картошкой и капустой, и мы ходили продавать их на вокзал. Вместе с кефиром и молоком. То есть останавливался поезд, мы бежали вдоль него и орали: «Пирожки горячие!» Потом следующий. И еще один. Как-то мужик взял пирожок, потом вернулся и купил всю коробку, и мы смогли пойти домой. Большая радость! Дело было зимой, а в северном Казахстане зимой до минус сорока.
Истории о том, как жили в 90-е годы, бывают самые разные.
Выживали своим огородом
Про 93 год, запомнилось, потому что брат родился в этом году (г. Балта, Одесская обл.). Папа работал главным инженером на сельскохозяйственном предприятии, а в сезон собирал пшеницу и свеклу сахарную. Мама была в декрете с братом новорожденным, доход был только зарплата папы, которую перестали платить деньгами и давали в «натуральном» виде, то есть он год работал без заработной платы, а в конце сезона (после уборки) ему давали зерно и сахар. Давали его не так много, родители зерном кормили хозяйство, которым мы питались, а сахар продавали, что были деньги.
Помню, как сейчас, брат маленький, ему там надо что то купить, папа берет 2 мешка сахара и мы с ним вдвоем едим на рынок продавать его, если продали тогда покупаем, то что нужно было, бывало такое, что ездили по несколько раз, что бы продать пару мешков.
Денег было тогда у всех не много, но никто не голодал, так как все имели огород и подсобное хозяйство, у родителей всегда было по 10 свинок, которых резали, а когда совсем туго с деньгами — то задавали живым весом. Так и выживали.
То густо, то пусто
У тети был садовый участок. Это было большим подспорьем для всей семьи: свежие овощи и ягоды летом, закрутки — весь год. Летом старались побольше грибов и ягод набрать — сушили и консервировали. Мама работала парикмахером, потом удачно устроилась в учебный центр вести курсы по парикмахерскому делу, с нуля создала уникальный курс — за 30 занятий учила всему! Зарплата у нее была хорошая, но, скажем честно, с финансовой грамотностью у моих родителей всегда было туго, так что чаще всего они эти деньги просто проматывали. Сразу после маминой получки мы могли есть буженину и ананасы, а к концу месяца родители занимали деньги у бабушки и соседей. Папа подрабатывал таксистом и с подработки раздавал долги. Так что было то густо, то пусто, нестабильно.
Лебединое озеро
Развал Союза я встретила в Ялте. Мне к этому моменту было девять, а маме — 29. Она как раз набралась мастерства в парикмахерском деле и, соответственно, каких-никаких финансов для поездки на море. Вернулись — а кругом непонятное, тревожное, по телику Красная площадь и «Лебединое озеро». А у меня в дальнем углу комода — панамка, пахнущая морем и горами. Несколько лет я ее потом доставала изредка и нюхала. Не помню, чтоб вначале политика особо на жизни сказалась: мы были неприхотливые, я еще многого не понимала и не замечала. А мама пахала как не в себя, я ее почти не видела. У нее тогда расцвет был: молодая, талантливая, трудолюбивая, здоровая и веселая. Говорит, была возможность уехать в Москву, со Зверевым работать. Но побоялась меня срывать в незнакомое место. Думаю, и сама этого нового боялась.
Дача в лесу
Мама работала на заводе холодильников, и однажды ей выдали зарплату двумя морозильниками. Один быстро продали, а второй долго у нас стоял. Так как она была матерью-одиночкой, то ее в отличие от многих ее подруг не сократили. Помню, почему-то от завода по дешевке продавали мешки с гречкой. Я любила запускать в них руки и жамкать крупу.
Еще два раза получали гуманитарку от американцев. Я тогда в первый раз попробовала чечевицу. Там еще был горох, жестяная банка с подсолнечным маслом и пакет с сахаром. И самое грандиозное: завод раздал свои работникам участки земли под дачи в лесу. В прямом смысле. Я помню, как мама валила деревья, выкорчевывала пни и копала целину. Сейчас кажется нереальным всё это.