Стихи о ночных ведьмах летчицах
«Ночные ведьмы». Сергей Соколов. Москва, 9 мая 2012 г.
Под снегом, ливнем и в хорошую погоду Крылами резали вы над землёю мглу. «Ночные ведьмы» на «небесных тихоходах» Бомбят фашистские позиции в тылу.
Ещё по возрасту и норову — девчонки… Пора влюбляться да любимыми вам быть. Под шлемы лётчика запрятали вы чёлки И в небо ринулись врага Отчизны бить.
И сразу взлёт во тьму от парт аэроклубов Без парашюта и без пушки, лишь с ТТ. Вам небо звёздное, наверно, было любо. Вы и на бреющем всегда на высоте.
Вы для своих бойцов — «небесные созданья», А для чужих — «ночные ведьмы» на По-2. Страх наводили вы над Доном и Таманью, Да и на Одере была о вас молва.
Не все, не все вернутся из ночного боя. Порою крылья, корпус — хуже решета. Садились чудом с грудой вражеских пробоин. Заплаты — днём, а ночью снова — «От винта!»
Как только солнце в свой ангар зайдёт на треть и Обслужат техники крылатый аппарат, Идут на взлёт по полосе «ночные ведьмы», Чтоб на земле устроить немцам русский ад.
Летая над бездной
Фронтовые летчики эскадрильи «Ночные ведьмы» на встрече в сквере на Театральной площади. Слева направо: Евдокия Пасько, Нина Бузина, Нина Рассолова, Ольга Яковлева, Надежда Попова, Клавдия Рыжкова, Татьяна Масленникова и Ирина Дрягина.
Перед Великой Отечественной войной их готовили в «летчики» три года, но времени на это не было, и «ласточки» осваивали летное искусство полгода, работая по 12 часов в сутки. Ведьмы» летали очень часто: один самолет совершал до 10 вылетов за ночь. Ночные ведьмы» взорвали 17 водных переправ, 46 складов боеприпасов, 86 огневых позиций противника, 12 цистерн с горючим, 9 эшелонов и 2 железнодорожные станции, занятые противником. В общей сложности они сбросили более 3000 тонн бомб. Но это просто цифры, вы не можете понять их умом или сердцем.
«А перед взятием Варшавы я совершил 16 боевых вылетов за одну ночь. Я не выходила из самолета, — вспоминала одна из «Ласточек», Надежда Васильевна, — иногда казалось, что у меня нет сил выйти утром из кабины после таких изнурительных полетов.
«Мы должны были иметь возможность видеть цель, на которую собирались сбросить бомбы, сверху. А для этого надо было спуститься как можно ниже», — пояснила Надежда Васильевна. «В этот момент немецкие зенитчики, услышав шум наших двигателей, попытались поймать нас в прожектор и открыли огонь. Эти прожекторы были для нас смерти подобны, потому что они ослепляли пилота, и тогда было очень трудно летать. Каждый раз мы должны были держаться за пулю, чтобы точно сбросить бомбы, и, что еще хуже, нам не разрешалось поддаваться обрушивающемуся на нас шквалу и отходить в сторону. Наконец, среди нас были и такие, кто боялся даже серых мышей, и вот. «Немцы называли нас ночными ведьмами, а «ведьмам» было от 15 до 27 лет», — пишет в своих воспоминаниях Евгения Жигуленко.
«Девоньки! Воюйте там как следует!»
…Ранним осенним утром колонна девушек в серых шинелях тронулась в путь. На московских улицах, припорошенных свежим снегом, было пустынно. Только кое-где уже собирались очереди перед магазинами. До Казанского вокзала, где ждал товарный эшелон, который должен был увезти их из Москвы, шли долго.
Шагая по заснеженной мостовой, Руфа думала о том, что теперь все уже окончательно решилось: она будет воевать. И хотя сначала им предстояло ехать на восток, в тыл, а не на фронт, Руфе казалось, что именно в это осеннее утро 1941 года она едет на войну, прямо в бой.
Одно только угнетало: фронт неумолимо приближался к Москве, и как раз в это тяжелое время нужно было покидать ее… Город стоял притихший, настороженный, ощетинившись дулами зениток, прикрывшись белым покрывалом раннего снега, словно маскировочным халатом.
Редкие прохожие останавливались, молча провожая взглядом колонну. Внезапно из одной очереди выбежала женщина и пронзительным голосом крикнула:
— Девоньки! Воюйте там как следует! Бейте его, проклятого! Бейте!
Высоко подняв руку, она погрозила кому-то кулаком, платок соскользнул с ее головы на плечи, ветер растрепал седые волосы. Она молча постояла на тротуаре, будто задумавшись о чем-то, потом медленно пошла к очереди.
Сердце у Руфы больно сжалось. Долго она не могла забыть этот надрывный крик…
Поезд отошел, когда уже вечерело. Руфа стояла у открытой двери теплушки, прислонившись к стенке, и смотрела в темнеющее небо, на живую сеть, сотканную из лучей прожекторов: в городе была объявлена воздушная тревога. Между лучами вспыхивали искорки зенитных разрывов. Кто-то тихо запел:
Дан приказ ему на запад,
Ей — в другую сторону…
Стучали колеса вагонов. Москва постепенно отдалялась…
Боевой путь «ночных ведьм»
Первый вылет произошел в районе Сальских степей. Затем девушки воевали на Дону, в районе реки Миус и города Ставрополь. В конце 1942-го 46-ой женский полк оборонял Владикавказ. Затем летчицы участвовали в суровых столкновениях с врагом на Таманском полуострове, где Красная армия и ВВС освобождали Новороссийск.
«Ночные ведьмы» участвовали в сражениях за Кубань, Крымский полуостров, Белоруссию и другие регионы Советского Союза. После того, как советские войска перешли линию границы, летчицы воевали на территории Польши за освобождение от оккупантов городов Варшава, Августов, Остроленк. В начале 1945-го 46-ой полк сражался уже на территории Пруссии и в последние месяцы войны участвовал в легендарной Висло-Одерской наступательной операции.
«Дунькин полк»
Именно так его называли в шутку. Он был полностью женским! Все должности – от механиков и техников до штурманов и пилотов – занимали женщины, большей частью юные девушки 17 — 22 лет. «Дунька» — это летчица Евдокия Бершанская, возглавлявшая полк с момента его создания (октябрь 1941) и до конца войны. Вчерашним школьницам и студенткам 28-летняя Евдокия казалась уже очень взрослой и опытной. Именно Евдокия превратила этих девочек в легендарный полк с названием «Ночные ведьмы».
Евдокия впервые в жизни увидела самолет в небе родной деревеньки и, потрясенная, приняла решение стать летчицей. Она стала единственной женщиной в СССР, получившей полководческие награды Суворова 3-й степени и Александра Невского.
46-й гвардейский ночной бомбардировочный авиационный полк
«Ночными Ведьмами» («Nachthexen») полк прозвали немцы: все боевые вылеты происходили ночью, а перед пикированием на вражеские позиции пилоты отключали моторы, и был слышен лишь негромкий шелест воздуха под крыльями, похожий на звук метлы. Самолета было не видно, и создавалось ощущение, что бомбы сами падают с неба.
Полк участвовал в обороне Владикавказа, в прорыве обороны на реке Терек и Таманском полуострове, в освобождении Крыма, Новороссийска, Белоруссии, Польши, сражался в восточной Пруссии.
За годы войны полк совершил 23 672 боевых вылета (по 6-12 вылетов за ночь). Полк уничтожил и повредил 17 переправ, 9 поездов и 2 железнодорожные станции, 26 складов, 12 цистерн с горючим, 176 автомобилей. 86 огневых точек, 11 прожекторов; вызвал 811 пожаров и 1092 мощных взрыва; сбросил 155 мешков с боеприпасами и продовольствием окруженным советским войскам.
Более 250 девушек полка были награждены орденами и медалями, 23 из них получили звание Героя Советского Союза.
«Фанерный хвост и крылья / И очень тихий ход…»
46-й полк был оснащен одномоторными двухместными бипланами. Их называли У-2, а после смерти их создателя Поликарпова переименовали в ПО-2. В обиходе эти самолеты назвали «кукурузниками», так как их активно использовали для сельского хозяйства.
У-2 был просто устроен, дешев в производстве и легок в эксплуатации. Управлять им мог даже неопытный летчик. У-2 не нуждался в разбеге мог совершать посадку и подниматься в воздух буквально с «пятачка». Он был легкий, летал на низкой высоте, и поэтому точность прицела была очень высокой. После сброса бомб летчик развивал максимальную скорость и быстро уходил.
Днем такой самолет мог быть сбит даже наземным стрелком. А вот ночью он был почти незаметен и труднодоступен. Поэтому его использовали в качестве ночного бомбардировщика, самолёта разведки и связи.
Управление было сдвоенным: самолетом мог управлять и пилот, и штурман. Были случаи, когда штурманы приводили на базу и сажали самолеты после того, как пилот погибала.
У 46-го полка в разные годы войны было от 20 до 45 таких самолетов.
Поэт-фронтовик Соломон Фогельсон посвятил самолету У-2 такие строки: Хорошая работа, Хорошая молва. Три друга – три пилота Летали на «У-2». Фанерный хвост и крылья, И очень тихий ход. Но больше всех любили Друзья свой самолет…
«Бомбы-то тяжеленными были. С ними и мужчине справиться нелегко. Молоденькие фронтовички, тужась, плача и смеясь, крепили их к крылу самолета. Но прежде надо было еще сообразить, сколько понадобится ночью снарядов (как правило, брали 24 штуки), принять их, достать из ящика и расконтрить, протереть от смазки взрыватели, вкрутить их в адскую машину. Техник кричит: «Девчонки! По живой силе!» Значит, надо осколочные бомбы навешивать, самые легкие, по 25 килограммов. А если летят бомбить, например, железную дорогу, то к крылу крепили 100- килограммовые бомбы. В этом случае работали вдвоем. Только до уровня плеч поднимут, напарница Ольга Ерохина что-нибудь скажет смешное, обе прыснут — и уронят адскую машину на землю. Плакать надо, а они хохочут! Снова берутся за тяжеленную «чушку»: «Мам, помоги мне!»»
«Наш полк посылали на выполнение самых сложных задач, мы летали до полного физического изнеможения. Были случаи, когда экипажи от усталости не могли выйти из кабины, и им приходилось помогать».
«После ночных полетов закоченевшие девушки с трудом добирались до казармы. Их уносили прямо из кабины подруги, которые уже успели отогреться, потому что скованные холодом руки и ноги не слушались».
Потери
Безвозвратные боевые потери полка составили 23 человека и 28 самолётов. Несмотря на то, что лётчицы гибли за линией фронта, ни одна из них не считается пропавшей без вести.
Самым трагичным в истории полка стала ночь на 1 августа 1943 года, когда было потеряно сразу четыре самолёта. Немецкое командование, раздражённое постоянными ночными бомбёжками, перебросило на участок действий полка группу ночных истребителей. Это стало полной неожиданностью для советских лётчиц, которые не сразу поняли почему бездействует вражеская зенитная артиллерия, но один за другим загораются самолёты. Когда пришло понимание, что против них выпустили ночные истребители Messerschmitt Bf.110, полёты были прекращены, но до этого немецкий лётчик-ас, только утром ставший кавалером Рыцарского креста Железного креста Йозеф Коциок успел сжечь в воздухе вместе с экипажами три советских бомбардировщика, на которых не было парашютов.
Ещё один бомбардировщик был потерян из-за огня зенитной артиллерии. В ту ночь погибли: Анна Высоцкая со штурманом Галиной Докутович, Евгения Крутова со штурманом Еленой Саликовой, Валентина Полунина с штурманом Глафирой Кашириной, Софья Рогова со штурманом Евгенией Сухоруковой.
Однако помимо боевых, были и иные потери. Так, 22 августа 1943 года в госпитале от туберкулёза умерла начальник связи полка Валентина Ступина. А 10 апреля 1943 года уже на аэродроме один самолёт, садясь в темноте, сел прямо на другой, только что приземлившийся. В итоге лётчицы Полина Макагон и Лида Свистунова погибли сразу, Юлия Пашкова скончалась от полученных ранений в госпитале. В живых осталась только одна лётчица — Хиуаз Доспанова, которая получила тяжелейшие травмы — у неё были перебиты ноги, однако после нескольких месяцев госпиталей девушка вернулась в строй, хотя из-за неправильно сросшихся костей, она стала инвалидом 2-й группы.
Также погибали экипажи ещё и до отправки на фронт, в катастрофах во время обучения.
1
of 28
Летчицы герои Советского Союза — Рушина Гашева (слева) и Наталья Меклин
Новороссийск взят — девчонки пляшут
Летая над бездной
До войны «на летчика» учились три года, но времени на это уже не было, и «ласточки» осваивали небесное искусство за полгода, занимаясь по 12 часов в сутки.
Летали «ведьмы» очень часто: за ночь один самолет совершил до 10 и более вылетов. «Ночные ведьмы» взорвали 17 переправ, 46 складов боеприпасов, 86 огневых точек врага, 12 топливных цистерн, 9 поездов, 2 железнодорожные станции, захваченные противником. Всего они сбросили более 3000 тонн бомб. Но это — просто цифры, их не понять ни головой, ни сердцем.
«А перед взятием Варшавы у меня было 16 боевых вылетов за одну ночь. Я не вылезала из самолета, – вспоминала одна из «ласточек» Надежда Васильевна. — Иногда под утро после таких изнуряющих полетов казалось, что нет сил вылезти из кабины».
Всего девушки «налетали» от 800 до 1000 раз.
«Мы должны были сами разглядеть сверху цель, на которую надо сбросить бомбы. А для этого приходилось максимально снижаться, — поясняла Надежда Васильевна. — В это время, уловив звук наших моторов, немецкие зенитчики стремились поймать нас в прожектора и открывали огонь. Эти прожектора для нас были гибели подобны, потому что они ослепляли летчика, и тогда пилотировать было крайне нелегко. Каждый раз приходилось сжимать себя в комок, чтобы точно сбросить бомбы, а еще хуже – не спасовать перед таким шквалом огня, который на нас обрушивали, не свернуть в сторону. Ведь среди нас были и такие, которые и сереньких мышек боялись, а тут…»
«Немцы называли нас ночными ведьмами, а «ведьмам» было всего от 15 до 27 лет», — писала в воспоминаниях Евгения Жигуленко.
«Женская единица»
У Надежды Васильевны маникюр, белоснежные кудри и голубые глаза. Она уже забыла, откуда я, но помнит, как цыганка в детстве напророчила: «Будешь счастливой»; помнит, как девочкой ждала папиной зарплаты, чтобы раз в месяц поесть конфет, и как все школьные годы их Донецк, тогда Сталино, вместе со всей страной накрывало волнами, идущими из чёрной тарелки радиоточки. От волн этих щемило где-то в груди: папанинцы! чкаловцы! стахановцы! «Это было прикосновением к подвигу…»
В 19 лет, после лётной школы, она написала рапорт об отправке на фронт и попала в полк ночных бомбардировщиков. Прозвище «ночные ведьмы», которым наградили немцы, им только льстило:
Немцы думали, что мы все курим, пьём, что мы — штрафники, только что из тюрьмы… А мы все были — чистые девушки, 240 человек. Штурманы — девочки, механики — девочки, стокилограммовые бомбы подвешивали вчетвером. Спали под крыльями самолётов, в брезентовых мешках, по двое, в обнимку… Игнорировали мужчин: думали, они приносят беду, и полк хранили как чисто женскую единицу.
Но пели в те самые редкие минуты затишья: «Летят утки и два гуся, кого люблю — не дождуся…»
Она дождалась — посреди войны. Сене Харламову было 20 лет, и в тот день — летом
42-го, где-то под Ростовом, — он тоже прикоснулся к подвигу: его подбили, он горел, падал, но не бросил самолёт. «Что ж ты так рисковал?» — «Машину жалко было!» Пуля застряла в щеке, пробито бедро, срезан осколком нос. Оперировали под «крикаином» — рецепт: стакан спирта и собственный вопль… Надежда Васильевна вспоминает их встречу, и её голос поднимается на тон выше, чем при рассказе про стахановцев, ещё выше, ещё горячее — она уже и забыла, что сегодня опять давление.
Немцы про нас говорили: «Русиш швайн!» Так это было обидно! Какая же я свинья? Я — красавица! У меня планшет через плечо, пистолет, ракетница за поясом… Я в тот день везла пакет командованию, случайно узнала: на санитарной машине лётчика везут раненого — и пошла посмотреть. Но смотреть было не на что: вся голова в бинтах, только в щёлочке карие глаза озорные и губы — пухлые, нецелованные… Так мне его жалко стало: как же он будет такой, без носа… Разговорились, мне глаза его понравились — игривые, но тогда не до мыслей было всяких таких: шло отступление на восток… Я и распрощалась: «Сеня, до свидания, пишите».
Он не написал. Просто однажды нашел её на дорогах войны: их женский полк выполнял вылеты с «мужского» аэродрома — почти как в кино, в котором Маша (актриса Евгения Симонова) совершила вынужденную посадку на аэродром «поющей эскадрильи».
Прибегает ко мне мой механик: «Товарищ командир, вас мужчина спрашивает»! А у меня самолёт уже стоит на взлёт. И это оказывается действительно он, Сеня, у которого я только макушку толком разглядеть успела из-под бинтов!.. А тут он целиком. «Так вы, оказывается, с носом!»
В кабине её «небесного тихохода» лежали яблоки — полк стоял в садах, фляга с боевыми ста граммами, которые выдавали после ночных полётов: «Я не пила, отдала всё ему — и улетела».
Маша и Ромео из фильма умерли в один день — может быть, в тот самый, яблочный…
А Надя Попова — гвардии капитан, 852 боевых вылета за всю войну!!! — и Семён Харламов ещё не раз встречали имена друг друга на страницах газет, как будто передавали друг другу привет, пока однажды, 23 февраля 1945-го, не сошлись на первой полосе, в указе о присвоении звания Героя Советского Союза: в столбце фамилий их разделяла лишь очерёдность букв алфавита — а сердцу уже было понятно, что это судьба.
А днём нашей свадьбы мы всегда считали 10 мая 45-го, когда расписались один за другим на Рейхстаге: «Семён Харламов, Саратов», «Надя Попова из Донбасса» — это и было нашей регистрацией брака…
Ночи-максимум
Летчица Марина Чечнева, в 21 год стала командиром 4-й эскадрильи
Вспоминает Марина Чечнева:«Летать над горами трудно, особенно осенью. Нежданно-негаданно наваливается облачность, прижимая самолет к земле, вернее к горам, приходится лететь в ущельях или над разновысокими вершинами. Тут каждый незначительный поворот, малейшее снижение грозит катастрофой, к тому же вблизи горных склонов возникают восходящие и нисходящие потоки воздуха, которые властно подхватывают машину. В таких случаях от летчика требуются недюжинные хладнокровие и мастерство, чтобы удержаться на нужной высоте…
…Это были «ночи-максимум», когда мы находились в воздухе по восемь-девять часов подряд. После трех-четырех вылетов глаза закрывались сами собой. Пока штурман ходила на КП докладывать о полете, летчица несколько минут спала в кабине, а вооруженцы тем временем подвешивали бомбы, механики заправляли самолет бензином и маслом. Возвращалась штурман, и летчица просыпалась…
«Ночи-максимум» доставались нам огромным напряжением физических и душевных сил, и когда занимался рассвет, мы, еле передвигая ноги, шли в столовую, мечтая скорее позавтракать и заснуть. За завтраком нам давали немного вина, которое полагалось летчикам после боевой работы. Но все равно сон был тревожным — снились прожектора и зенитки, у некоторых держалась стойкая бессонница…»
Минута отдыха
«Конечно, девчонки оставались девчонками: возили в самолетах котят, танцевали в нелетную погоду на аэродроме, прямо в комбинезонах и унтах, вышивали на портянках незабудки, распуская для этого голубые трикотажные кальсоны, и горько плакали, если их отстраняли от полетов» Девушки сочинили свои шутливые правила.«Гордись, ты женщина. Смотри на мужчин свысока! Не отбивай жениха от ближней! Не завидуй другу (особенно если он в наряде)! Не стригись. Храни женственность! Не топчи сапоги. Новых не дадут! Люби строевую! Не выливай раку, отдай товарищу! Не сквернословь! Не теряйся!» Летчицы в воспоминаниях описывают свою мешковатую форму и огромные сапоги. Форму по размеру для них пошили не сразу. Потом появилось два вида формы – повседневная с брюками и парадная с юбкой. На задания, конечно, вылетали в брюках, форма с юбкой была предназначена для торжественных встреч командования. Конечно, девушки мечтали о платьях и туфлях.
«После построения все командование собралось в нашем штабе, мы доложили командующему о своей работе и своих проблемах, в том числе о громадных кирзовых сапогах… Брюками нашими он тоже остался не очень доволен. И вот через какое-то время сняли со всех мерки и прислали нам коричневые гимнастерки с синими юбками и красные хромовые сапожки — американские. Только воду они пропускали, как промокашка. Долго после этого считалась у нас форма с юбками «Тюленевской», и надевали мы ее по приказу полка: «Форма одежды парадная». Например, когда получали Гвардейское знамя. Летать же в юбках, или бомбы подвешивать, или мотор чистить, конечно, было неудобно…»
Прихожу днем в землянку к вооруженцам. Дождь ее промочил насквозь, льет изо всех щелей, на полу лужи. Посередине стоит девушка на стуле и вышивает какой-то цветочек. Только вот ниток нет цветных. И я писала сестре в Москву: «У меня к тебе очень важная просьба: пришли мне цветных ниток, а если бы могла сделать подарок нашим женщинам и прислать побольше. Наши девочки за каждую ниточку душой болеют, каждую тряпочку используют для вышивки. Сделаешь большое дело, и все будут очень благодарны». Из этого же письма: «А сегодня после обеда у нас образовалась компания: я сижу за вышивкой незабудок, Бершанская — роз, крестом, Анька вышивает маки, а Ольга читает нам вслух. Погоды не было…»
Глаза привыкали к темноте
Зима на Волге была морозной, дули сухие холодные ветры. Девушки ходили с обожженными ветром лицами, но полетов не прекращали. Полеты, полеты… В то время как летчики отрабатывали технику пилотирования, штурманы летали по треугольнику, на определение ветра, по неизвестному маршруту, на бомбометание.
Руфа летала с увлечением. В воздухе она чувствовала себя уверенно, свои штурманские обязанности выполняла хорошо, метко бомбила, и ей казалось, что, в общем-то, ничего сложного во всем этом нет.
Но однажды во время полета погода испортилась, пошел сильный снег. Вокруг стояла сплошная снежная стена, земля не просматривалась. Летчик-инструктор авиашколы, снизившись, летел на небольшой высоте, но и это не помогало. Уже давно нужно было разворачиваться, но деревни, которая служила поворотным пунктом, все не было.
Руфа забеспокоилась, поняв, что просто не заметила ее. А летчик летел себе и летел. Наконец, чувствуя, что деревню проскочили, он спросил по переговорному аппарату коротко:
— Куда лететь?
Руфа растерялась. Ей вдруг показалось, что самолет залетел Бог знает как далеко. Всегда все было так ясно и понятно, а сейчас… В самом деле — куда? Нужно было дать летчику обратный курс, и она стала прикидывать по карте.
— Курс 190 градусов, — сказала она неуверенно.
С этим курсом, она считала, можно было выйти в район аэродрома… Ну а если они пролетят стороной и не увидят его? Курс ведь не точный… Она подумала и, уже когда летчик начал разворот, поправилась:
— Курс 270 градусов.
— Это почему же? — спросил летчик недовольно.
Действительно, разница была слишком велика. Но Руфа объяснила:
— Выйдем сначала на Волгу. Уж реку-то не проскочим. А потом вдоль нее на юг… До самого аэродрома.
Летчик развернулся и теперь держал курс на Волгу. Руфа с тревогой смотрела вниз: кругом было белым-бело. Время тянулось так медленно, что она уже подумала, не проскочили ли они и Волгу. Наконец сквозь снежную пелену проступили извилистые очертания берега.
— Вот она! Теперь курс на юг, вдоль реки.
Самолет летел низко, почти на бреющем. Через некоторое время Руфа увидела на земле постройки и городок летной школы.
Летчик посадил самолет. Он ничего не сказал Руфе. Возможно, он и сам бы нашел аэродром, без ее помощи, но ей почему-то казалось, что не заблудились они только благодаря ей. Впервые Руфа почувствовала ответственность, настоящую ответственность штурмана за полет.
В феврале 1942 года были сформированы три женских полка: истребительный, полк дневных бомбардировщиков и полк ночных бомбардировщиков. Командиром полка легких ночных бомбардировщиков, куда попала Руфа, назначили Евдокию Давидовну Бершанскую — опытную летчицу, которая уже несколько лет работала в гражданском воздушном флоте. Руфа с уважением смотрела на крепкую молодую женщину с приятным лицом, у которой на груди поблескивал орден.
Теперь, когда каждый полк стал самостоятельной боевой частью, тренировкой руководили командиры полков, и в каждом полку летчики и штурманы летали на своих боевых самолетах.
Летчицы 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного Таманского полка, 1943 г. Фото: Евгений Халдей
Руфа стала летать ночью на самолете По-2. В мирное время он применялся как учебный, а на войне хорошо зарекомендовал себя как легкий ночной бомбардировщик. Малая скорость самолета позволяла бомбить с большой точностью, однако та же малая скорость делала его уязвимым для зенитного огня. Поэтому использовать По-2 можно было только ночью.
Первое время, когда Руфа стала летать ночью, ей казалось, что в темноте ничего нельзя рассмотреть, но вскоре она привыкла и стала видеть как кошка. Ее назначили штурманом в экипаж к Ирине Себровой, которая до войны работала летчиком-инструктором в одном из московских аэроклубов. Ира оказалась очень милой, простой и симпатичной, и у Руфы скоро сложились с ней хорошие, дружеские отношения.
Время шло. Приближалась весна и время отлета на фронт.
Руфина Гашева служила штурманом самолета, а затем штурманом эскадрильи. К декабрю 1944 года совершила 823 боевых вылета, нанеся противнику значительный урон. Дважды была сбита вражескими зенитчиками. В феврале 1945 года гвардии старшему лейтенанту Руфине Гашевой присвоили звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Поскольку вы здесь…
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
ПОМОЧЬ
Техническое оснащение
46-й гвардейский Таманский полк (588 полк) – уникальное в своем роде соединение, существовавшее в Красной армии в период ВОВ. Оно объединило в себе три авиаполка: хрупкие девушки летали на истребителях, тяжелых и легких бомбардировщиках. Но если в полку истребителей и тяжелых бомбардировщиков были также и летчики-мужчины, то на легких истребителях летали только женщины.
Касалось это всех: и штурманов, и комиссаров, и командиров, и прочего обслуживающего персонала. Самая тяжелая работа выполнялась женскими руками. У вновь прибывающих в полк летчиц не было никаких навыков ночного полета, поэтому они часами тренировались под куполом, имитировавшим ночную темноту.
Позднее полк из Энгельса был перенаправлен в Краснодар, и они стали совершать полеты над Кавказом. Девушки выполняли сложнейшие полеты. Иногда за одну ночь они могли совершить пять – шесть боевых вылетов. Но это летом, а зимой это число достигало 10 – 12 полетов.
Летали девушки из «Дунькиного полка»на бипланах Поликарпова, сокращенно По-2. Вначале в полку было только 20 единиц техники. За два года этот показатель увеличился до 45 легких бомбардировщиков
Биплан Поликарпова, на котором летали девушки, изначально создавался не для использования в военных действиях, а для учебных полетов. В нем отсутствовал отсек, в который должны были помещаться бомбы. Выход был найден: снаряды размещались под брюхом По-2 в специально приспособленных для этой цели держателях.
Максимальная скорость, которую могла развить машина – 120 км/ч. Но даже при таких скромных показателях летчицы творили настоящие чудеса маневрирования. И это при том, что каждый самолет нёс на себе груз в 200 кг. Вылеты проводились исключительно по ночам. Их могло быть несколько.
Полеты совершались не только в экстремальных условиях. Ни у одной из девушек не было парашютов, и в случае, если самолет оказывался подбитым, летчица могла только погибнуть. Места, в которых, согласно правилам техники безопасности, должны были лежать рюкзаки с парашютами, закладывалось бомбами. Эти дополнительные 20 килограмм боезаряда могли стать настоящим спасеньем в смертельном бою.
До 1944 года самолеты не имели пулеметов. Управление мог осуществлять и пилот, и штурман. Поэтому если один из них погибал или оказывался тяжело раненым, то второй мог довести самолет до аэродрома.
Собранные из фанеры легкие бомбардировщики По-2 были настоящими самолетами-невидимками.
Если он летел в ночное время на бреющем полете и минимальной высоте, то для вражеских радаров он становился невидимым. Немецкие пилоты на своих истребителях боялись низко опускаться, и этот страх очень часто спасал летчицам жизнь. Но если самолет попадал в луч прожектора, то его сбивали очень быстро.
Девушки в воздухе
Евдокия Бершанская имела богатый лётный опыт, летала и ночью, и в слепом полёте, уже командовала женским отрядом пилотов, который был создан в Батайской лётной школе. Было командиру полка в ту пору 29 лет. Шутливо её боевое подразделение называли «Дунькиным полком». Набранные лётчицы прошли ускоренные курсы подготовки, и уже 23 мая 1942 года на фронте появился необычный авиационный полк. На первых порах подразделение насчитывало 115 девушек 17-25 лет.
Начинали свою службу девушки трудно. Лётная форма им была выдана поношенная мужская, а летали они на видавших виды самолётах 1920-х годов По-2 (Поликарпова). Самолёты были фанерными, двухместными, а приборы на них были самыми примитивными. Первоначально никакой радиосвязи не было, вся навигация осуществлялась при помощи секундомера и карты. Вооружения на самолетах не было (кроме пистолетов), защиты от пуль и осколков тоже не было, как и парашютов, а были только две бомбы, которые крепились под крыльями. После бомбардировок приходилось возвращаться, вновь брать бомбы и вылетать на новые задания. Девушки рассказывали, что за ночь они совершали до 15 вылетов. Они бомбили немецкие военные укрепления, склады и тыловые базы.
Подвиг механиков
В воспоминаниях летчицы описывают подвиг механиков, которым приходилось трудиться круглосуточно. Ночью заправка самолетов, днем обслуживание самолета и ремонт.«…Около часа длится полет, а на земле ждут механики и вооруженцы. Осматривать, заправлять самолет, подвешивать бомбы они умели за три-пять минут. Трудно поверить, что молодые тоненькие девочки в течение ночи своими руками и коленками, без всяких приспособлений подвешивали каждая до трех тонн бомб. Эти скромные помощники летчиков показывали подлинные чудеса выносливости и мастерства. А механики? Целые ночи работали на старте, а днем — ремонт машин, подготовка к следующей ночи. Были случаи, когда механик не успевала отскочить от винта при запуске мотора и ей перебивало руку…
…И тогда мы ввели новую систему обслуживания — дежурными сменными бригадами. За каждым механиком закреплялась определенная операция на всех самолетах: встреча, заправка или выпуск… Вооруженцы тройками дежурили у машин с бомбами. Руководил один из старших техников АЭ.
Боевые ночи стали напоминать работу отлаженного заводского конвейера. Вернувшийся с задания самолет уже через пять минут был готов к новому вылету. Это позволяло летчикам в некоторые зимние ночи делать по 10–12 боевых вылетов».
Зинаида Абрамовна Горман (1910 — ?)
Начальник особого отдела 46-го полка, капитан.
Из воспоминаний: «После освобождения Белоруссии работник нашего штаба Зина Горман съездила в деревню, где ее отец работал в колхозе. Туда она на лето отправила своего маленького сына в июне 1941 года. Вернулась почерневшая от горя. Всех евреев уничтожили. Кого-то расстреляли, а большинство закопали в землю живыми… Когда она смогла говорить, слушать ее было невозможно.
Зинин муж Саша воевал в наземных частях где-то недалеко от нас. После войны они взяли на воспитание двухлетнего малыша… «Он так похож на Сашу», — говорила она. Сама она детей иметь не могла».
(Ракобольская И.В.)
Наградные листы
Маленькая Дуняша мечтала, что когда-нибудь увидит бескрайние родные ставропольские просторы с высоты птичьего полета. Судьба услышала мечту маленькой девочки и подарила ей крылья. Крылья, от вида которых фашисты приходили в ужас
Валерия Поддаева
Автор
29.09.2022
Евдокия Бершанская родилась в селе Добровольное Ипатовского района Ставрополья. Девочка рано осталась сиротой, родители погибли в Гражданскую, их с братом определили в детский дом, к таким же как они – тоскующим по маме. Однако, вскоре малышей разыскал родной брат матери. Офицер Середа, вернувшись с фронта забрал племянников в Ставрополь и растил как собственных детей. Он настоял на том, чтобы Дуняша пошла в школу, училась, получила образование и стала учительницей. А Дуняша все эти годы мечтала о небе, о самолетах и авиации.
В 1931 Дуня-таки пришла в летную школу. «Женщин не принимаем» — только и слышала она в приемной комиссии. Тогда мужчины-пилоты еще не знали, что перед ними стоит будущий Герой Великой Отечественной войны. Бершанская своего добилась: ее вопреки правилам зачислили, и она полетела.
Спустя год Евдокия была уже инструктором, через полтора – командиром звена, а через два вовсю командовала отрядом. Она готовила таких же юных, как когда-то она, девчат, влюбленных в авиацию, которые осенью 41-го стали «ночными ведьмами». У Бершанской было полгода для обучения 18-летних летчиц и уже в мае они отправились на фронт.
— Дунькин полк прибыл! — шутили мужчины, увидев, как 28-летняя командирша уверенно шагала в часть. Правда, уже после первого боевого вылета девчата стали «ласточками» да «сестренками». Полк Бершанкой стал считаться уже к осени 42-го лучшим в дивизии и оставался таким до самой Победы. Бершанская и ее «Дунькин полк» вылетали ночью. Их У-2, проще говоря кукурузники, стали грозой для всей немецкой авиации. Они были легкие, почти бесшумные, летали низко, а стреляли метко. Ни один истребитель не мог уничтожить низко летящую на своей «метле» ведьму, не разгромив при этом собственную локацию. За годы войны полк Бершанской совершил 24 тысячи боевых вылета, сбросил на врага почти 30 тысяч снарядов и находился в небе 28 тысяч часов – совершая за ночь по 12 разгромных «прогулок».
«…Русские летчицы, или «ночные колдуньи», как их называют немцы, вылетают на задания каждый вечер и постоянно напоминают о себе. Подполковник Бершанская, тридцатилетняя женщина, командует полком этих прелестных «колдуний», которые летают на легких ночных бомбардировщиках, предназначенных для действий ночью. В Севастополе, Минске, Варшаве, Гданьске — повсюду, где бы они ни появлялись, их отвага вызывала восхищение всех летчиков-мужчин», — написал в мемуарах французский военный летчик Франсуа де Жоффр.
Евдокия Бершанская за безупречную службу была награждена двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны второй степени, орденами Александра Невского и Суворова третьей степени – единственной женщиной удостоенной этой награды.
Бершанская полгода не дожила о своего 70-летнего юбилея, ее похоронили с воинскими почестями на Новодевичьем кладбище Москвы, на аллее прославленных летчиков. В родном Добровольном, своего героя войны вспоминают часто, а в Ставрополе, напротив здания бывшего педагогического техникума, в 2017-ом открыли бюст «ночной ведьме», которая в детстве так мечтала увидеть ставропольские просторы с высоты птичьего полета.
Фото РИА Новости